Серафимския любве ко Господу пламенный ревнителю / и Иеремии, о народе плачущему, / усердный подражателю, / всеблаженне отче Силуане, / ты, зову Матере Господа Сил внемляй, / змия греховнаго мужемудренно изрыгнул еси / и в Гору Афонскую от суеты мира удалился еси, / идеже в трудех и молитвах со слезами / благодать Святаго Духа обильно стяжа. / Ею же сердца наша воспламени / и с тобою умильно взывати укрепи: / Господи мой, Жизнь моя и Радосте Святая, // спаси мир и нас от всяких лютых.
Кондак преподобному Силуану Афонскому, глас тойже
Смиренномудрия исповедниче предивный / и человеколюбия Духом Святым согреваемая доброто, / Богу возлюбленне Силуане, / о подвизе твоем Церковь Российская радуется, / иноцы же Горы Афонския и вси христианстии людие, / веселящеся, сыновнею любовию к Богу устремляются. / Егоже моли о нас, равноангельне боговедче, // во еже спастися нам, в горении любве тебе подражающим.
24 сентября
Преподобный Силуан Афонский, известный в миру под именем Симеон, родился в 1866 году в благочестивой семье крестьянина Иоанна Антонова, которая проживала в селе Шовском Шовской волости Лебединского уезда Тамбовской губернии. Родители Симеона были людьми трудолюбивыми, кроткими и от природы мудрыми, хотя и неграмотными. Как впоследствии вспоминал старец, большая и дружная семья жила бедно, однако, никогда не отказывала в помощи нуждающимся, порой даже делясь с ними последним. Особенно радушно в семье принимали странников. Отец беседовал с ними о Боге и христианской жизни, и эти беседы производили сильное впечатление на восприимчивую душу отрока Симеона. С детства Симеон трудился вместе со старшими, в меру сил помогая отцу в поле и братьям на строительных работах в помещичьем имении. Возможно, по этой причине он был вынужден оставить сельскую школу, проучившись в ней только «две зимы». Но стремление к знаниям было присуще преподобному всегда. Жизнь набожной семьи Антоновых была неразрывно связана с храмом, посещение которого прививало Симеону с младенчества чувство благоговения перед словом Божиим, воспитывало его в духе христианского смирения и других добродетелей.
В храме он постигал церковную грамоту, учился сосредоточенной молитве, внимал чтению «Жития святых». Спустя несколько лет юноша, возлюбив Господа всей душой, открыто пожелал удалиться в монастырь и принять постриг. Его стремление, однако, не встретило поддержки у отца, который настоял на том, чтобы сын сначала поступил на военную службу и лишь после ее прохождения принял решение, кем ему стать. Преподобный Силуан Афонский Повинуясь родительскому слову, Симеон вернулся к своей обычной жизни. Было ему в ту пору девятнадцать лет. Благочестивое намерение вскоре оставило его, и он, подобно многим своим сверстникам, поддался соблазнам мира. Молодой, красивый, сильный, а к тому времени уже зажиточный, он наслаждался жизнью и в шумной суете мира начал было забывать первый зов Божий к иноческому служению. Но Господь уберег его от погружения в греховную пучину, вновь призвав уйти от мирской суеты и вступить на путь монашества.
Однажды, вернувшись домой с гулянья, он задремал и в тонком сне, глядя на себя как бы со стороны, увидел, как в него проникает «смрадный змий». Почувствовав отвращение, он проснулся и в момент пробуждения услышал слова, произнесенные Самой Пресвятой Богородицей: «Ты проглотил змия во сне и тебе противно; так и Мне нехорошо смотреть на то, что ты делаешь». Осознав свои грехи, юноша горячо раскаялся в них перед Господом и возблагодарил Божию Матерь за проявленную к нему доброту. К Симеону вновь вернулось желание посвятить свою жизнь Богу. Воинскую службу Симеон проходил в Санкт-Петербурге. Он считался исполнительным воином, примерным в поведении, верным в отношениях с товарищами по службе, за что его и любили сослуживцы.
В армии с особой силой проявился дар его мудрого совета, следуя которому, многие обрели душевный покой и благополучие. Уйдя на службу с живой верой и глубоким покаянным чувством, Симеон никогда не забывал о Боге. К тому времени определилось и место его будущих монашеских подвигов — Святая Гора Афон. Незадолго до окончания воинской службы Симеон испросил молитв и благословения святого праведного Иоанна Кронштадтского. Всего одну неделю Симеон пробыл дома после окончания службы. Собрав подарки для монастыря и необходимое в дорогу, он попрощался со всеми и отправился на Афон.
Осенью 1892 года преподобный прибыл на Святую Гору и был принят послушником в Русский Пантелеимонов монастырь в пору расцвета этой обители. Жизнь послушника в монастыре была проста, доступна и внешне ничем не примечательна: сначала его послушанием была тяжелая работа на мельнице, на смену которой пришел хлопотливый труд эконома, заведование мастерскими, продовольственным складом, а на склоне лет — торговой лавкой. Пройдя путь начальных иноческих испытаний, в 1896 году Симеон был пострижен в мантию с именем Силуан, а в 1911 году — в схиму с оставлением прежнего имени. Своих учеников преподобный не имел и в послушании у какого-либо определенного старца не находился. Сам он, подобно большинству монахов, воспитывался в атмосфере общей для иноков Афона духовной традиции, проводя, как того требовал многовековой уклад жизни в обители, дни в непрестанной Иисусовой молитве, на длительных богослужениях в храме, в постах и бдениях, частой исповеди и причащении Святых Христовых Тайн, чтении духовных книг и труде. С первого и до последнего дня преподобный явил собой образ совершенного послушания.
Хотим обратить ваше внимание, что прожив 46 лет в обители с общежительным уставом, подвижник всегда стремился к уходу в затвор или к удалению в пустырь, считая, что это важный этап христианской жизни. В то же время он был далек и от мирских интересов. Постоянно находясь среди людей, старец хранил ум и сердце от посторонних помыслов, очищал их от страстей для молитвенного предстояния Богу, утверждая, что это самый короткий путь к спасению. Вся жизнь его была сердечной молитвой «до великих слез», исключительно высоким подвигом любви к Господу, а в 1938 году старец схимонах Силуан мирно скончался. Своей подвижнической жизнью он явил пример кротости, смирения и любви к ближним. Спустя 50 лет, в 1998 году Священный Синод Константинопольской Православной Церкви причислил блаженного старца к лику святых. По благословению Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия II имя преподобного Силуана Афонского было внесено в месяцеслов Русской Православной Церкви на 11 сентября (по старому стилю).- Святая Гора Афон
Это один из самых любимых праздников русских афонских монахов. Как именно монахи, т.е. профессионалы в своем деле, в противоположность простым мирянам-верующим в Бога и тянувшимся к святому нескончаемым потоком, не увидели и не узнали святость прп. Серафима Саровского, так же монахи в Русском на Афоне монастыре противились канонизации прп. Силуана... Давайте взглянем на Житие этого святого с необычной точки зрения:
Игумен Иустин, когда–то отпевавший преп. Силуана,
приказал его главу утопить, уничтожить ее,
чтобы она не вводила в соблазн...
Прп. Силуан Афонский в свидетельствах современников
Святой среди святых...
При чтении книги отца Софрония (Сахарова) “Старец Силуан” не остается впечатления, что преподобный Силуан, святой старец, жил среди святых людей. Вероятно, любовь о. Софрония к своему учителю выделяла преп. Силуана и ставила его на особое место. Но мы, однако, перелистывая страницы истории, попробуем дополнить эту картину жизни Святой Афонской Горы в последние десятилетия жизни преп. Силуана, в особенности, в 20–е годы нашего столетия.
Начнем как бы с конца. 24 сентября (по новому стилю) 1938 года старец Силуан Афонский преставился ко Господу. В феврале 1947 г. отец Софроний, уже иеромонах (а на Афоне посвящают не сразу), духовник, принимавший участие в окормлении нескольких афонских монастырей, изгнан со Святой Горы Афон. Вынужден был уйти с Афона и отец Василий (Кривошеин), будущий архиепископ, но, по благословению игумена Свято–Пантелеимонова монастыря Иустина, он остался в числе братии.
Еще будучи на Святой Горе, о. Софроний получил благословение своего духовника, отца Пинуфрия (того самого о. Пинуфрия, который был водителем Бориса Зайцева по Афону) писать житие старца Силуана и, попутно, мысли свои о подвиге старца Силуана, не только пересказывая то, что говорил ему старец, но и описывая то, что он воспринял из своего духовного опыта и бесед с другими подвижниками. В 1952 году, через 4 года после завершения (24 сентября 1948 г.), книга “Старец Силуан” была, наконец, опубликована небольшим тиражом. но эта книга начинает распространяться по всему миру, переведена уже на многие языки, и постоянно растет интерес Церкви и к подвигу, и к свидетельству, и к жизни преп. Силуана Афонского.
Однако не все складывалось просто. Хотелось бы вспомнить здесь свидетельство более позднего насельника Святой Горы, свидетеля Христового, схиархимандрита Серафима (Томина) [6], который попал на Афон в 1976 году, при Патриархе Пимене. О. Серафим, в частности пишет: “Греки начитались о старце, стали создавать комиссии, чтобы составить ему богослужение, бденную службу. Митрополит Никодим (Руснак), Харьковский, ныне здравствующий, тоже составил бденную службу, акафист, написал икону и прислал нам на Афон. Наши старцы все эти книги сложили в библиотеку для хранения”. Книги, предназначенные “для хранения”, на Афоне стараются не выдавать.
В 1979 году произошло первое чудо от главы преп. Силуана — исцеление греческого мальчика, страдавшего пляской святого Витта. Народное почитание преп. Силуана Афонского становится особенно заметным в Греции и входит действительно в плоть и кровь церковной жизни Эллады.
Однако некоторые российские афонские насельники, особенно выходцы с Украины, оказывают упорное и иногда яростное противление этому почитанию. Игумен Иустин, когда–то отпевавший преп. Силуана, приказал его главу утопить, уничтожить ее, чтобы она не вводила в соблазн. Один из следующих игуменов Свято–Пантелеимонова монастыря приказал зарыть ее так глубоко, чтобы и место было потеряно.
В 1977 году происходит первое серьезное богословское собеседование о церковном значении преп. Силуана. В нем принял участие и лично знавший старца Силуана архиепископ Василий (Кривошеин), который по этому случаю впервые после своего вынужденного отъезда в 1948 году со Святой Горы смог снова посетить Афон. Владыка Василий выступил убежденным противником канонизации старца Силуана. Его мнение сохранилось в воспоминаниях о. Серафима (Томина) и в афонском предании: “Если канонизировать старца Силуана, то и всех современных старцу монахов надо канонизировать. Всех, но не одного”. И далее владыка Василий перечисляет тех святых подвижников, которых он лично знал. И в заключение владыка Василий отмечает: “Я сам считаю его святым, но оскорблять остальных нельзя. Все были высокой духовной жизни, даже выше его”. Тогда, в 1977 году собрание богословов и подвижников (и греческих, и русских) согласилось с мнением архиеп. Василия, и на долгие годы разговор о канонизации старца Силуана был прекращен.
Существует весьма распространенное заблуждение, с которым приходится сталкиваться в процессе преподавания агиологии. Следует различать, с одной стороны, указания Божии на прощение того или иного раба Божия и принятие его в Небесные обители (на Афоне смотрят на головку и определяют — хороша ли головка, угодил ли человек Господу), и, с другой стороны, смотрение Господа и Спаса нашего Иисуса Христа о благоволении прославить того или иного Своего свидетеля верного в данное время и в данном месте на пользу Церкви. Бесспорно, преп. Силуан Афонский десять лет спустя, то есть в 1987 году, был прославлен Константинопольским Патриархатом на пользу Церкви.
И, наконец, при всем почтении к владыке Василия и при всем уважении к его творениям (особенно к его книге о преп. Симеоне Новом Богослове), необходимо отметить, что определенную роль сыграло распространенное качество — человеческая ревность (в частности, архиеп. Василий особенно любил и почитал своего духовника архим. Кирика). Отметим мнение владыки Василия, что афонские подвижники будут “оскорблены” прославления старца Силуана. Как будто святые в небесах тягаются о местах, кто раньше будет прославлен! Здесь нам преподает урок преп. Силуан Афонский. Он неоднократно указывал, что святые, стяжавшие смирение Христово, рады, что они меньше других: “Когда мир Христов придет в душу, тогда она рада сидеть, как Иов, на гноище, а других видеть в славе; тогда душа рада, что она хуже всех” [1, с.130]. И там же: “смиренная душа исполнена любви и не ищет первенства, но всем желает добра и всем бывает довольна” [1, с.129].
Однако, если освободить точку зрения владыки Василия от человеческих наслоений, человеческих ошибок и от смешения разных планов бытия, то свидетельства владыки Василия и преп. Силуана Афонского совпадают. Тот же о. Василий (Кривошеин), будучи на Афоне, имел послушание приема гостей, в том числе инославных. И одному католическому паломнику доктору богословия о. Христофору Б. он рассказывает, какие книги Святых отцов у монахов настольные. И вы прекрасно помните ответ старца: “Вы могли бы сказать доктору, что наши монахи не только читают эти книги, но и сами могли бы написать подобные им...” [1, с.32]. Комментарий о. Софрония: “Во время своей долгой жизни на Афоне “старец встречался со многими большими подвижниками; некоторые из них опытом познали те состояния, о которых пишут такие великие аскеты, как Исаак Сирин, Макарий Великий и другие, и потому слово Старца нам кажется вполне естественным” [1, с.33].
Итак, в 20–е годы уходящего столетия могла быть создана новая святоотеческая литература, написанная, однако, несколько иным языком. Но она не была создана. Почему? По причинам аскетическим и, прежде всего, кенотическим (от греческого слова “кеносис” — истощание, умаление, уничижение). Среди монахов–подвижников всегда имело место добровольное самоумаление и самоуничижение вслед за Христом, умалившим Себя. С другой стороны, для назидания Церкви книги уже имеются, и стремление к писательству, выражению своего мнения, фиксации своего религиозного опыта у большинства монахов того времени (в отличие от современных) отсутствует.
На основании святоотеческого предания о. Софроний делает важный экклезиологический вывод: “И если писания Павла и других Апостолов являются Священным Писанием, то и новое Писание Церкви, т.е. по утере старых книг, стало бы таким же Священным, ибо, по обетованию Господа, Бог — Святая Троица неизменно пребывает в Церкви” [1, с.39].
Жизнь преп. Силуана Афонского протекало в потоке святости, в потоке Священного Предания Святой Афонской Горы, среди сподвижников, сомолитвенников и сосвидетелей. Все они “работали Господу со страхом и радовались Ему с трепетом” (Пс. 2: 11). И об иных носителях того же предания святости, об иных свидетелях во Христе и об их пастырском служении в 20–е годы, о людях, которым они помогали духовно, закладывали основу для их собственного возрастания в меру Христову, “в меру полного возраста Христова”, о чем пишет апостол Павел (Еф. 4: 13), — об этих людях нам предстоит вспомнить.
Один из соработников преп. Силуана Афонского во Христе — иеросхимонах (по другим свидетельствам, архимандрит) Феодосий. Многие стороны его духовного подвига пребывают в безвестности — даже сан его в точности неизвестен. Год кончины на Афоне — 1937. Рассмотрим две его беседы с паломниками Святой Горы — писателем Борисом Зайцевым и Дмитрием Шаховским, будущим архиепископом Иоанном (Шаховским). Иеросхимонах Феодосий — выходец из России, бывший инспектор Вологодской духовной семинарии. Обе эти беседы происходили с мая по август 1926 года (в мае там был Б. Зайцев, в июле–августе — Д. Шаховской).
Описание Борисом Зайцевым внешности старца Феодосия, по существу, очень писательское: добрые небольшие глазки, довольно полные щеки, небрежность в одежде, быстрая речь и общая застенчивая интонация. “Он конфузливо сидел на табуретке, не зная куда девать большие руки, не зная как быть с ногами, и вполголоса скороговоркой давал краткие реплики переводчику” (речь идет о посещении старца немцем–иностранцем и протестантом. — В. М. Е.). Ученых монахов в это время на Афоне было немного. Поэтому о. Феодосий был весьма почитаем начальством Свято—Пантелеимонова Русского монастыря — и игуменом архим. Мисаилом, и духовником архим. Кириком. Многих паломников Святой Горы посылали именно к нему. Так довелось встретиться с ним и Б. К. Зайцеву. У таких “знаменитых” старцев на Афоне свое служение, у них свое место в домостроительстве Господнем, и у них свое послушание в церковной жизни. Отец Феодосий принимает паломников, беседует с ними — это его послушание (иностранец, правда, говорит большей частью глупости, но и глупости тоже бывает полезно выслушать в назидание Церкви).
Направили к отшельнику среди скал Карулии о. Феодосию на беседу и Д. Шаховского. Эта беседа была очень характерной. Д. Шаховской поразился, в частности, одной уверенно, убежденно высказанной мысли старца: “Христос любил книжников и фарисеев”. Уже в старости владыка Иоанн вспоминал, что в молодые годы думал, что Христос их отвергал и ниспровергал, и что–то в этом роде начал старцу возражать. Тот отвечал: “Но ведь это же и было Его свидетельство любви к ним. Он же отвергал не душу этих фарисеев, а их фарисейство, то есть то зло, которое мучило их самих, и в этом была Его любовь” [2, с. 58–59].
Обладая этим обоюдоострым мечом духовного рассуждения попытаемся рассечь понятие любви к врагам. Можно видеть, что существует различие между личностью врага (человек есть образ Божий, и поэтому, по свидетельству преп. Ефрема Сирина, “ни в ком прежде смерти не отчаивайся”) и “вражеством” этого врага, то есть тем злом, которое мучает его самого. И тогда любовь к врагам не только становится естественной, но делается абсолютно ясно, что христианину нельзя думать, чувствовать и мыслить как–либо иначе.
Старец Феодосий, просвещенный и полный Христовой любви, был исполнен также и рассудительности, которая, по замечанию владыки Иоанна (Шаховского), у монахов Афона “почитается даже выше самой любви, потому что любовь без рассудительности несовершенна” [2, с.58].
Вернемся к свидетельству Б. Зайцева о беседе отшельника с доктором [3, с.68–70]: “От его [о. Феодосия] негромких и застенчивых слов шла удивительно горячая влага. Меня этот человек сразу взволновал и растопил, я точно бы внутренне потек” [3, с.69]. Разговор с приезжим посетителем сначала абсолютно не складывался. Иностранец заговорил о пропаганде афонской обители в цивилизованном мире, прежде всего в Америке, но не для просвещения Америки, а для того, чтобы получить из Америки большие деньги. И естественно о. Феодосий отвечает ему: “Нам бы только от всего этого уйти. Какая пропаганда, мы считаем себя хуже всех людей, нам нечего показывать”. Но вот зашел разговор о России, и стало понятно, что решается самое важное. Доктор–немец опять задает старцу Феодосию вопрос о том, почему Бог покарал Россию сильнее, чем другие страны. О. Феодосий ответил так: “Потому что возлюбил больше и больше послал несчастий, чтобы дать нам скорее опомниться. Кого возлюблю, с того и взыщу, и тому особенный дам путь, ни на чей не похожий”. То есть прямо, как бы иначе пересказывая известное место из Послания к евреям (12, 5–11), начиная со слов: “Не пренебрегай наказания Господня... Есть ли какой сын, которого бы не наказывал отец? Если же остаетесь без наказания, которое всем обще, то вы незаконные дети, а не сыны... Всякое наказание в настоящее время кажется не радостью, а печалью; но после наученным через него доставляет мирный плод праведности” (Евр. 12: 5, 7–8, 11).
О. Феодосий быстро, почти нервно стал говорить о том, что, хотя Россия много пережила, многое из ее земного богатства разорено, но в итоге она от всего этого приобретает духовное богатство, сокровище нетленное, о том, что мученичество России — это знак большой к ней милости, как новое сокровище на небесах, что России впервые дан крест исповедничества [3, с.71–72].
Его слушает Борис Зайцев, и совершенно не понимает приезжий из Германии. Продолжая отстаивать свою точку зрения, он договаривается до того, что нужно техническими и химическими средствами уничтожать большевиков. Тогда старец и вовсе замолк, а спутники постарались как можно поскорее увести немца обратно в Свято–Пантелеимонов монастырь и водворить его в гостиницу.
Надо сказать, что от этого немца немногим отличались и митрополиты Антоний (Храповицкий) и Анастасий (Грибановский). Митрополит Антоний (Храповицкий) в своей публикации в “Церковных ведомостях” (1927, N 17–18, стр. 7) пишет: “Истреблять большевиков, как бешеных собак”. Митр. Анастасий, в свою очередь, в Пасхальном (!) послании 1948 года призывал забросать территорию СССР атомными бомбами.
Однако Борису Зайцеву эта беседа запала в душу, как семя падает на благодатную почву. Вскоре после посещения Афона Б. К. Зайцевым был задуман роман “Спас на крови”. Отрывок из этого романа был опубликован 25 октября / 7 ноября 1927 г., к десятилетию октябрьского переворота, в журнале “Новое возрождение”. Роман так и не был завершен. Этот его отрывок приводит епископ (будущий митрополит) Вениамин (Федченков) в своем дневнике 1927 г. “Святой сорокоуст” [4]. Мы воспользуемся записями этого дневника.
Б. Зайцев пишет: “О чем хочу сказать, например, я? О чем в предутренние часы думаю иногда? Хочу я мести? Новых трупов? Крови? Нет! Иногда мерещится, что в новую Россию (а она грядет), как встарь, придется идти вновь со словом милосердия и человечности.
Но вот одно видение особенно волнует. Прошли годы. Останки. Все соединено в одну, воистину теперь братскую могилу, и над ней возведен храм Спаса на крови. Какой–то день в году заведен — поминовение усопших. Несметная толпа пришла поклониться. Весь этот день торжественная служба. Служит ее Патриарх новой, вольной России, добрыми, многострадальными глазами глядя через очки. Молится за всех — и “зде лежащих”, но и за тех, которые разбросаны по всей России.
А последнее желание, о нем и сказать жутко — если бы матери–праведницы в этот день помолились не только за своих детей, но и за мучителей их, за страшные, непросветленные души, томящиеся во мгле. Тогда была бы победа окончательно и безоговорочно” [4, с.59].
Борису Зайцеву не пришлось встретить на Афоне преп. Силуана Афонского. В течение 15 дней, что он провел на Афоне, к старцу Силуану его не водили. Но дух старца Силуана — тот же самый, даже мысли схожи. Вспомним, что пишет преп. Силуан о врагах Церкви: “Но спрошу тебя: — если Бог даст тебе хорошее место в раю, но ты будешь видеть в огне того, кому ты желал огня мучений, неужели и тогда тебе не будет жалко его, кто бы он ни был, хотя бы враг Церкви? Или у тебя сердце железное? Но в раю железо не нужно. Там нужны смирение и любовь Христова, которой всех жалко” [1, с.119].
Два других соработника преп. Силуана Афонского, известные по многим публикациям — игумен Свято–Пантелеимонова монастыря архимандрит Мисаил и духовник этого монастыря архимандрит Кирик. И человеком, который нуждался тогда в их пастырской помощи, был епископ Вениамин (Федченков) (события происходят в сентябре–ноябре 1927 года).
Опять — трое во имя Христово, “и Он посреди них”. Это было время самоопределения русского эмигрантского церковного зарубежья после Декларации митрополита Сергия (Декларация была обнародована 29 июля 1927 г.).
Преп. Силуан Афонский был представителем аскетической и кенотической традиций Святой горы Афон. Это традиция умаления, самоскрывания, внешнего бесславия, безвестности. По промыслу Божию он был прославлен в 1987 г. Но, в человеческом отношении, в этом может быть усмотрен элемент случайности. Именно этим объясняется, на мой взгляд, столь упорное сопротивление его канонизации со стороны афонского начальства.
Если сравнить писания самого преп. Силуана (например, его письма к Н. А. Соболевой, будущей монахине Силуане), с тем, что опубликовано в книге о. Софрония (Сахарова) “Старец Силуан” в главе “Писания Старца”, то, с филологической точки зрения, заметна очень существенная разница. Следовательно писания старца, опубликованные о. Софронием, претерпели весьма квалифицированную литературную обработку. Тем самым, писания преп. Силуана стали фактом общего афонского Предания, с учетом того, что восполняют другие подвижники Святой Горы.
С другой стороны, почти все афонские святые остались безымянными. В нашем православном календаре мы не найдем ни преп. Нила Мироточивого, ни преп. Иоанна Кукузеля, ни преп. Нифонта Цареградского. Их память празднуется, в составе собора афонских отцов на второй неделе по Пятидесятнице, одновременно с празднованием всех святых, в земле Российской просиявших. Из службы второго воскресенья по Пятидесятнице видно, что празднование всех святых земли Российской как бы заслоняет собой празднование афонских святых.
Однако мы убеждены, что кроме преп. Силуана Афонского имеется немало иных ближайших друзей Христовых, которые, как две женщины в житии преп. Макария Великого, остались неизвестными даже по именам.
Необходимо сказать и еще об одном афонском подвижнике, о котором упоминает о. Софроний (Сахаров). Это тот отшельник, который не только удостоился явления Господа и Спаса нашего Иисуса Христа, но и получил от Него дивное уверение, которое будет теперь назидать Церковь до скончания века.
Вот это уверение: “Я помилую всякого человека, который хотя бы однажды в жизни призвал Бога»... И на мысленный вопрос этого отшельника: Для чего же мы мучаемся на всякий день?, — Господь отвечал: «Те, что страдают за заповедь Мою, в Царствии Небесном будут Моими друзьями, а остальных Я только помилую» [1, с.87].
Итак, подвижники труждаются, каждый на своем месте, не для того, чтобы спастись (мы имеем обетование Господне).Спасение — это, в лучшем случае, отрицательная цель нашей жизни христианской. Они труждаются для того, чтобы стать друзьями Божиими и разделить труды любимого ими Христа.
Писания старца Силуана Афонского - первого русского святого на Афоне:
http://www.isihazm.ru/?id=1436
